Львов, октябрь 2011 года. В кабинет директора Дворца искусств врывается глава комиссии по вопросам культуры местного облсовета. Содержание чиновничьего разговора остается неизвестным, но вскоре после этой беседы директор отправляется в галерею и снимает с ее стен работы художника Станислава Силантьева, чья выставка открылась накануне. Снимает и ставит на пол, прислоняя к стенке. Требования львовской «патриотической общественности» исполнены — работы Силантьева, «порочащие национальные чувства», больше не висят на стенах государственного Дворца искусств. Выставка продолжает работу в обновленном виде. Правда, рекламирующий ее баннер с фасада Дворца исчезает. 

Что оскорбило львовских художественных патриотов? Работы Силантьева (теоретика и историка искусства, студента Львовской академии искусств, для которого живопись скорее хобби, чем профессия) — это пестрые примитивистские полотна, напоминающие терапевтическое искусство, созданием которого врачуют душевнобольных в некоторых европейских клиниках; нагромождения красных звезд, зверушек в духе Приймаченко, эмблем Укрзализницы (Украинские железные дороги. — OS) и других орнаментальных мотивов. Для львовской художественной сцены, погрязшей в ностальгической тоске по «цезарским» временам Австро-Венгерской империи, такая выставка — глоток свежего воздуха. 

Но молодой автор не учел одного принципиального обстоятельства. На одном из полотен он неосмотрительно изобразил поэта Тараса Григорьевича Шевченко по соседству с кенгуру. И хотя на другой картине тот же Шевченко изображен в компании двух черепашек, именно кенгуру оказался последней каплей, переполнившей чашу патриотического терпения. Ну не может кенгуру висеть на стене государственной художественной институции на одном полотне с Шевченко. На полу стоять может, а на стене висеть не может, и все тут. Даже не спрашивайте почему. Разве не понятно? Это необъяснимо, но в этом есть своя адская логика. 

Однако самое интересное в этой истории другое. Вследствие невиданного, по львовским меркам, скандала состоялась общественная дискуссия, на которую собрались, по их собственному свидетельству, чуть ли не все основные представители художественной общественности, не собиравшиеся вместе, по их же свидетельству, со времен «оранжевой революции». На этой дискуссии было сказано много теплых слов (в частности, представители крайне правых заявили, что к созданию студенческих полотен причастен ряд «антиукраинских» государственных деятелей — от министра Табачника до олигарха Ахметова), но по ее результатам все пришли к неожиданному выводу, что художественные выставки закрывать все-таки нельзя. После чего работы Силантьева были подняты с пола и продолжили осквернять стены государственной институции. Последнее обстоятельство, конечно, никем не было замечено — в общественном сознании проект Силантьева так и остался «запрещенной выставкой», «жертвой цензуры».

Севастополь, октябрь 2011 года. В художественном музее имени Крошицкого открывается выставка «Дети Йозефа Бойса». Проект представляет собой очередной этап эксплуатации «крымского мифа» Бойса, который, будучи пилотом люфтваффе и якобы сбитый где-то над крымской степью, был спасен местными татарами. В 90-е годы этот эпизод истории искусств стал чуть ли не общим местом украинских попыток занять хоть какое-то место в международной художественной иерархии путем весьма извращенного логического построения: хоть с традицией неоавангарда у нас и не сложилось, мы имеем к ней самое непосредственное отношение: вот Бойса крымские татары спасли, теперь они в большинстве своем украинские граждане, а Бойс — неотъемлемая часть украинского искусства. Ситуация немного напоминает Шевченко и кенгуру, но она тоже по-своему прекрасна. 

Незадолго до открытия выставки по Севастополю поползли мрачные слухи, что в городе готовится нацистская выставка. Слухи подтвердил один из центральных городских телеканалов, припомнивший Бойсу службу в гитлеровской армии. В качестве особого кощунства общественностью был воспринят тот факт, что подиумная дискуссия в рамках проекта должна была состояться в День памяти событий на 35-й батарее. Подобно львовскому кенгуру, это обстоятельство было воспринято как вызов на дуэль: зазвучали призывы к срыву мероприятия, а местные антифашисты расписали своей символикой афишу проекта, изображавшую, к слову, немецкий самолет, разбивающийся о голову Бойса. 

Еще больше запутывали ситуацию двое других представленных в проекте художников, которые и были, собственно, объявлены «детьми Бойса»: гениальный немецкий провокатор Кристоф Шлингензиф и крымский художник Исмет Шейх-заде, который решил воскресить Бойса по древнему народному обычаю, провозгласив его крымско-татарским художником Юсуфом Баисом. В охваченных паранойей мозгах севастопольских патриотов все это неминуемо начало складываться в устрашающую картину продолжения мнимой «коллаборации» крымских татар с немецко-фашистскими захватчиками. Во время дискуссии проект был назван проявлением «культурной оккупации» наподобие фашистской. Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы выставочный проект с участием двух крупнейших звезд европейского искусства не был предусмотрительно ограничен трехдневной продолжительностью. Впрочем, в художественной среде до сих пор упорно циркулирует история о том, как в Севастополе «отцензурили самого Бойса».

Киев, февраль 2012 года. Президент Национального университета «Киево-Могилянская академия» заходит на коллективную выставку двух десятков молодых художников, недавно открывшуюся в стенах университетского Центра визуальной культуры. Выставка называется «Украинское тело» и представляет собой художественное исследование взаимодействия тела и социума в условиях постсоветского капитализма. Среди участников выставки много неизвестной широкой публике имен, но тут собраны и наиболее репрезентативные авторы украинского критического искусства: акционист Александр Володарский, график Анатолий Белов, фотограф Евгения Белорусец, живописец Никита Кадан, медиахудожники Николай Ридный и Владимир Кузнецов, скульптор Владимир Сай, многие другие. Посмотрев выставку, президент начинает методично выдергивать из розеток электрические шнуры, выключая работающие видео. Сбежавшимся на шум организатором выставки коротко сообщает: «Это не выставка, а говно», — после чего закрывает галерею на ключ и уходит. Через некоторое время в помещении появляются слесари и меняют замки на галерейных дверях. 

Этот день стал искусствоведческим дебютом университетского президента. Остаток дня ему пришлось провести, объясняя журналистам и комментаторам на фейсбуке, что у закрытой им выставки не было никакой концепции (что оказалось делом довольно сложным, поскольку в концепции, распространяемой на выставке, было указано: в рамках проекта будет исследоваться не только социальная телесность, но и реакция общества на ее репрезентации). К тому же у президента не хватило фантазии просто объявить свое поведение художественным актом и войти в историю искусства, как это сделали два правых польских депутата, которые оторвали муляж метеорита от фигуры Папы Римского в инсталляции Маурицио Кателлана в варшавской галерее Захента. 

Аргументация закрытия выставки сводилась к тому, что на ней якобы присутствовала «пропаганда порнографии» — новый оборот консервативного лексикона, позаимствованный, по-видимому, у петербургских законодателей: на Украине, как и в Питере, хотят принять закон о запрете «пропаганды гомосексуализма». На выставке порнографию, по всей видимости, пропагандирует цикл плакатов Анатолия Белова «Мое порно — мое право!», сделанный в ответ на законодательный запрет хранения порнографии на Украине, который власти охотно используют для политических репрессий. Название этой серии было весьма удачно переформулировано чиновником как «Мое право — мое порно!», вполне в духе лакановской формулировки «Кант с Садом»: как показало само поведение чиновника, наивысшее и наиболее извращенное удовольствие приносит именно слепое следование нормам «морального закона внутри нас». 

Из трех недавних попыток художественной цензуры на Украине фактически ни одна не увенчалась успехом. Выставка Силантьева во Львове была возобновлена, хоть об этом мало кто услышал; 
выставку Бойса в Севастополе закрыть не смогли — или не успели; выставка «Украинское тело» закрыта для регулярного посещения, но вследствие невероятной шумихи в прессе университетской администрации приходится ежедневно открывать ее для пресс-показов, фактически доступных для всех. Вопрос в другом: окажется ли Киев ретрограднее обоих полюсов украинского консерватизма — Львова и Севастополя? Будет ли открыто «Украинское тело»? Рассмотрев потерпевшие неудачу цензурные вмешательства в художественную жизнь, посмотрим на эту ситуацию оптимистически.​

ССЫЛКИ
Александр Володарский. Письмо из Киева: конфуз с украинским телом, 14.02.2012

Источник: http://www.openspace.ru/art/projects/19380/details/34374/?expand=yes#expand